Елена Прекрасная | Куклы, обезьяны, буковки и много Чехова

Беседовала: Анастасия Разгуляева
Фото: из личного архива Елены Ериной, из архива театра «Комедiя»

Если попытаться охарактеризовать актрису Елену Ерину одним словом, то, без сомнения, этим словом будет «красивая». Ее красота настолько очевидна, так вызывающа, что этот блистательный фасад невольно скрывает все остальное – ум, талант, всю глубину и богатство внутреннего мира человека, чья суть отнюдь не ограничивается случайным даром генетики. Поэтому сегодня Елена Ерина рассказывает о себе настоящей, скрывающейся за ширмой – быть может, той ширмой театра кукол, с которой началась ее творческая судьба.

— Актрисой я захотела быть не сразу. В детстве, когда училась кататься на велосипеде, я почему-то хотела быть водителем троллейбуса. У нас была большая улица на Мызе. И я, катаясь на велосипеде, воображала себя водителем, делала остановки возле каждого дома, кого-то высаживала, впускала… Странные были в детстве желания!

Потом я хотела быть дрессировщицей обезьян. Где-то классе в третьем я слезно просила родителей купить мне обезьян, чтобы выступать с ними в цирке. Поскольку мы жили в своем доме, меня всегда сопровождало ненормальное количество собак, кошек и прочей живности. Сейчас у меня кошка Катя, собака Нюша и два попугая.

Людмила Аркадьевна Казанская

А в четвертом классе к нам пришла феноменально красивая женщина – Людмила Аркадьевна Казанская. Она закончила горьковское театральное училище, но не работала на сцене. Она создала свою театральную студию и набирала в нее ребят. Так я, пройдя достаточно жесткий отбор, попала в мир кукольного театра. Не знаю, что она во мне разглядела, я была очень забитым существом — некрасивая, страшненькая, рыжая, лопоухая, настоящий гадкий утенок!

В детстве

Людмила Аркадьевна была для нас всем. У нее был очень профессиональный и требовательный подход к обучению. Она была замечательным педагогом, второй матерью для меня. С четвертого класса и по сей день она всегда со мной, хотя недавно ушла из жизни…

Мы ставили детские спектакли. Их было очень много, потому что  мы их ставили по нескольку за сезон. Она сама шила кукол, самых разных – и тростевых, и перчаточных. В конце концов, появилась целая концертная программа с ростовыми куклами. Выступали со спектаклями 3 раза в неделю, ходили в студию, как на работу. В конце 70-х система поддержки дополнительного образования была хорошо развита, и нам давали автобус, чтобы ездить с нашими спектаклями по области. Мы показывали спектакли в пионерлагерях, санаториях. Фестивалей тогда еще не было, и вершиной нашей деятельности было выступление в академическом театре кукол со спектаклем «Точка, точка, два крючочка». Людмила Аркадьевна умела находить замечательные образцы детской драматургии!

На протяжении всех школьных лет формировалось во мне ощущение, что театр – это мое дело, и класса с девятого я начала готовиться к поступлению в театральное. На экзаменах у меня возникла небольшая проблема: буквально все – подруги, педагоги — направляли меня на драматическое отделение, в крайнем случае – в университет, на филфак. А я хотела на кукольное. На поступление выпендрилась — как вспомню себя тогда, самой смешно! — этакая жердь с длинными волосами, с длинными ногтями, на огромных каблуках, из-за которых я торчала над ширмой…  Даже Анатолий Иванович Захаров, помню, все говорил тогда:  «Ерина, у тебя есть другой репертуар? Пушкина выучи, пожалуйста – и в другую дверь, к Лерману!» На кукольное меня взяли с трудом, но я, ненормальный консерватор по жизни, шла к своей цели, невзирая ни на что. И, хотя в дальнейшем я стала актрисой драматического театра, моя верность кукле никуда не делась. Несколько лет назад моя подруга, Лена Османова, попросила ее заменить в одном проекте, который она делала. Я говорю – «Лена, я куклу не держала много лет!» Но, когда взяла куклу в руки, поняла, что опыт никуда не уходит, это то, что всегда со мной. Это – моя «другая планета». Существует предубеждение против кукольников – мол, все это несерьезно. На самом деле это феноменальный вид искусства! Многие могут быть драматическими актерами, но очень немногие имеют кукольное начало – там нужны другое мышление и особые руки.

В театральном училище

Учитель с большой буквы для меня – Людмила Александровна Булюбаш. Это непререкаемый авторитет, человек из другой галактики. Я очень глубоко понимаю название спектакля «Мы жили тогда на планете другой», который ставила у нас подруга Булюбаш, Ирина Юрьевна Промптова, и именно они – люди с той, другой планеты. Осколки старой жизни, системы, России… Людмила Александровна имела такой авторитет, что могла выбирать учеников. Среди таких оказалась и я. Она брала нас за руку и вела по жизни, отсекая все ненужное, акцентируя главное. Я невыразимо благодарна ей и Татьяне Васильевне Цыганковой. Они сформировал, взяли надо мной опекунство – уж не знаю, что они во мне нашли. И, конечно, Рузанна Вандиковна Бунатян – это Мастер. Она профи – та, которая дает профессию. Если Людмила Александровна закладывала какие-то глобальные, ценностные вещи, то Рузанна Вандиковна дала основу ремесла. Наша система образования в театральном училище тогда была похожа на лицей – здесь не просто учили ремеслу, здесь выращивали личностей.

…Театров в моей жизни было три. Первый – магнитогорский Театр кукол и актера «Буратино», созданный Виктором Шрайманом. В тот момент, когда я туда попала (конец 80-х годов), он гремел по всему Союзу. Я попала в театр-легенду. Когда я переступила его порог, я поняла, что попала в другое измерение, в другую жизнь! Это был, конечно, социальный театр. Театр-диссидент, иносказательными образами говорящий о том, что волновало умы. Это была интеллектуальная элита страны.

Первой моей важной ролью была Эстер Джонсон в спектакле «Дом, который построил Свифт». Конечно, были и Аленушки, и зайчики, и снегурочки. Но Эстер Джонсон сразу помогла понять и оценить масштаб. Шрайман со мной натерпелся, конечно: я была неопытная, зеленая. В одном из спектаклей пропустила сцену! Переживала невероятно – думаю, первые мои седые волосы именно там появились. Мне было трудно. Это ведь не просто кукольный театр, это театр кукол и актера. Было много живого плана, а он ведь не очень-то преподавался в театральном училище. Приходилось осваивать на ходу.

А затем грянула перестройка, социальный и диссидентствующий театр стал не нужен, и он – тот театр «Буратино», который был при Шраймане, развалился без художественного руководства. Руководители театра, главные его художественные силы эмигрировали в Израиль. «Буратино» существует и сейчас, в новом здании, но это, конечно, уже другой театр. А тогда, в начале 90-х, в атмосфере творческого и всеобщего кризиса, многие актеры и сотрудники стали выбирать другие театры. Перешла в драматический театр моя близкая подруга, композитор Оксана Гудкова. И однажды, в 1993 году, я случайно оказалась у нее на репетиции, в рубке звукооператора. И… меня заметил главный режиссер, Ахадов,  и спросил – «Кто это?»

Магнитогорский драматический театр им.А.С.Пушкина в те годы тоже переживал уникальный период в своей истории. Он был огромный, на 1200 мест, и простой рабочий город Магнитогорск просто не мог наполнить этот зал.  В конце 80-х комиссия из Москвы приняла решение театр закрыть. И он года два стоял пустой, труппу распустили. А в 1992 году в Магнитогорск приехала группа из Душанбе. Таджикистан, гражданская война. Они бежали через Казахстан, в каких-то теплушках, вагончиках – спасая от войны свое искусство. Там, в горящем Душанбе, они оставили свой театр, свою студию «Таджикфильм», которую они же и возглавляли. И первое, на что они наткнулись после пересечения границы с Казахстаном – это Южный Урал, Магнитка. И зерно попало на благодатную почву. Владимир Иванович Досаев сумел добиться у местных властей права освоить заброшенное здание. Он стал директором возрожденного театра. Я не знаю, каких усилий ему это стоило – взять на себя огромный театр, в полуразрушенном состоянии, труппы нет, ничего нет, все – с нуля. Они начали понемногу восстанавливать театр. Главным режиссером стал Валерий Бакиевич Ахадов, который привез практически полный состав своего театра «Полуостров». Вместе с оставшимися актерами прежнего театра они составили костяк новой труппы. Первым спектаклем возрожденной труппы «Полуострова» в возрожденном театре стал «Дорогая Елена Сергеевна». С него начался мощный взлет. И, когда в 1993 году Ахадов лично пригласил меня – на «Чайку», чего мелочиться! – театр жил полной жизнью. Впоследствии я репетировала с американцами, французами, режиссерами и хореографами, которых приглашали для постановок и тренингов.

Ахадов меня открыл – точно так же, как Булюбаш, взял меня за руку и повел. Пригласил сразу на главную роль – он долго мыкался в поисках своей Чайки. Кастинг шел около двух месяцев, и был очень серьезным. И, когда я была уже утверждена на роль, — я забеременела. Меня вызвали на ковер. Кабинет, сидят мрачные Досаев и Ахадов. И тогда была произнесена историческая фраза: «Лена! Беременеть без главного режиссера нельзя!» А я была такая счастливая! Внутри меня был глобус – и потом я увидела продолжение этих своих ощущений в спектакле Н.Коляды «Ромео и Джульетта», где Джульетта была огромная, здоровая такая девка, а Ромео – маленький, щуплый. И в сцене на балконе, которая в том спектакле происходила на чердаке, Джульетта накрывает своим платьем огромный глобус, и получалось, что она словно беременна целым миром. Такой вот целый мир я ощущала в себе.

Раневская (А. Чехов, «Вишневый сад»)

Я, беременная, ходила на все репетиции и так получилось, что Ахадов родил «Чайку», а я родила Ксюшу. И потом он меня не бросил. Заречную он, конечно, нашел, но мне предложил Машу Шамраеву. И эта роль для меня стала очень важной, одной из самых любимых. Неординарная девушка эта Маша! Да и весь спектакль получился фантастическим. Мы столько наград с ним завоевали! Ахадов для меня открыл Чехова. Потом был ахадовский «Вишневый сад»… Ахадов сам в интервью говорил: «Меня ведет Чехов». При том, что он, в общем-то, скорее кинорежиссер, и на такую огромную сцену ему пришлось ставить впервые. Магнитогорск – город в плане культуры трудный, и заполнять огромный зал театра даже Ахадову было непросто. Да и основное финансирование уходило в Челябинск. И, тем не менее, Ахадову с Досаевым удалось невероятно поднять творческую планку. Такое ощущение, что Шрайман, уезжая, передал эстафетную палочку Ахадову. Они полностью реконструировали здание – в основном зале осталось 800 мест; сделали вторую сцену, среднюю, на 250 мест. И все хотели играть именно на средней сцене. Она не слишком камерная, выстроенная амфитеатром, и очень уютная, атмосферная, не то, что основной зал, в котором все терялось.

Ахадов был в этом театре до 1998 года. Это было почти десятилетие напряженнейшей творческой жизни. Они с Досаевым делали огромный международный фестиваль «Театр без границ». Они организовали фестиваль мелодрамы «Хрустальная слеза». Каждую неделю в театр кто-то приезжал, проводил какие-то тренинги, мастер-классы. По коридорам ходили Джигарханян, Розановы, Цыплакова, Анни Жирардо. В середине 90-х это было настолько важно – такое творческое «варево». К концу 90-х Ахадов стал часто уезжать в Москву — снимать. Они в принципе все, вся их творческая группа —  в первую очередь кинематографисты.  В Москве стала складываться серьезная работа, и они постепенно перебрались туда.

После его отъезда было несколько лет тяжелого безвременья. Даже вспоминать не хочу. В первый раз я приехала в Нижний Новгород от безысходности, от того, что не давали играть; и уже была договоренность с Дмитрием Ивановичем. Но… в Магнитогорске появился Пускепалис. И он меня в середине сезона не отпустил. Он увидел меня на собрании труппы и пригласил на роль Пии в спектакль «Козий остров». Так я осталась в Магнитогорске еще на несколько лет, пока не уехал и Пускепалис. Параллельно в те годы ставил и вернувшийся из Израиля В.Шрайман. У него я сыграла  Елену Андреевну в «Дяде Ване», Гертруду в «Гамлете»…

Елена Андреевна (А. Чехов, «Дядя Ваня», 2000г.)

Гертруда (У. Шекспир, «Гамлет», реж. – В. Шрайман, 2004 г.)

Мне тоже пришлось уехать, чтобы пережить тяжелые жизненные обстоятельства. Так я появилась в «Комедiи». Я очень долго приспосабливалась к этому театру. Он уникален и ни на что не похож —  театр, который все время находится в положении Balancé. Он постоянно кидается из крайности в крайность, балансируя между русской классической школой, мюзиклом, комедией положений, площадным балаганом… И я невероятно благодарна Андрею Ярлыкову за то, что в первый же год случилась «Очень простая история», которая многое оправдала. Потом были другие спектакли с ним, с Надеждой Ковалевой, я нашла свою нишу.

Лошадь (М. Ладо, «Очень простая история»)

— Что Вы любите и не любите?

— «Я не люблю, когда мне лезут в душу, особенно, когда в нее плюют». А люблю я свою семью, свой дом. Я ненормально домашний человек, для меня дом ужасно важен. Я люблю честных и порядочных людей. Меня слишком много предавали, и порядочность стала особенной ценностью. Не люблю мерзавцев и глупых женщин.

Я люблю читать, но практически не возвращаюсь к прочитанным книгам… В семье мы читали мало, и в училище я пришла «тёмная». Любовью к литературе я обязана Альбине Александровне Нестеровой, которая вела этот предмет в театральном. Там на меня обрушился вал литературы! Рядом – Ленинская библиотека, и каждую свободную минуту я бежала туда, и читала, читала. Мне очень нравится читальный зал, я до сих пор люблю покопаться в архивах, обожаю раритеты, вещи «с историей», антиквариат… То, что соединяет нас с вещностью и вечностью, с настоящим. Меня поразил в свое время Маркес своей книгой «Сто лет одиночества», словно соединяющей нас с ядром земли. А в Магнитогорской консерватории я увлеклась Серебряным веком – до такой степени, что читала лекции всем остальным. Вообще не помню, как я тогда жила – играла спектакли, училась в консерватории на очном отделении, воспитывала ребенка, увлекалась конным спортом… В консерватории было огромное количество предметов, о которых я раньше и понятия не имела – история музыкального театра, история мюзикла. Третий курс сдала экстерном и окончила консерваторию с красным дипломом. Когда я спала?! Кстати, после окончания мне предложили аспирантуру русского языка и литературы – с тем, чтобы в дальнейшем остаться на кафедре. Помимо Серебряного века, много читала посмодернистской литературы. По поэзии Веры Павловой я даже делала самостоятельные работы. У меня целая библиотека Улицкой. Я все время говорю: «Я люблю буковки!» Но не всякая литература меня привлекает – не люблю детективы, фантастику, фэнтези. Люблю классику. Когда появился планшет, я скачала 2000 книг – весь цвет русской классической литературы. Там такие книги, такие имена! Ни в какой школьной программе такое не найдешь.

Тереса (А. Володин, «Дульсинея Тобосская», реж. Н. Ковалева)

— На кого Вы хотели бы быть похожи? Кто для Вас эталон актерского искусства?

— Я не хочу быть Юрием Гагариным — я боюсь высоты. Я не хочу быть Жаком-Ивом Кусто – я боюсь глубины. Я хочу быть собой  — человек уникален и не должен быть ни на кого не похож. Но если брать идеал в профессии – то это, наверное, будет Инна Чурикова. Из зарубежных актрис — Мэрил Стрип. Да, пожалуй, и все.

За 10 лет в театре «Комедiя» Елена Ерина освоила «новый формат», на сей раз комический. Легкомысленная Линда Лодж в комедии положений «Чисто английская измена», Графиня в «Лекарстве от любви»… Впрочем, таких ролей немного. Даже в театре комедии глубокая, драматическая суть актерской органики Елены Павловны приводит к тому, что снова и снова играет она непростые характеры и судьбы: жестокая и жалкая Бернарда Альба, осторожная мать Лиды в «Звездопаде», ради благополучия жертвующая счастьем дочери, даже жертвенная Лошадь в «Очень простой истории». Ее сценические образы всегда полны гармонии, внутренней силы и выразительности. И – Красоты.

Графиня (В. Красногоров, «Лекарство от любви», реж. Н. Ковалева)