У него свой театр (Нижегородские новости)

Игорь СМЕЛОВСКИЙ, актер нижегородского театра «Комедiя».

Он не совсем типичен для актерской среды, этот высокий человек с грустинкой во взоре.
Он словно бы пришел сюда ненадолго, но задержался в театре ни много ни мало на 25 лет. Перед нами — Игорь СМЕЛОВСКИЙ, актер нижегородского театра «Комедiя»:

— Начиная с 81-го года прошлого века я занимаюсь только театром — никогда никуда не уходил, нигде не работал, кроме как в театре. 25 лет — это не так мало, хотя я своего возраста абсолютно не ощущаю — каким был, таким и остался. Только в зеркало иногда смотришь — не то что-то… Впрочем, внешность не главное. Я вообще не люблю переодеваться и гримироваться. Покойный Игорь Сергеевич Боков, бывший председатель актерской секции СТД и актер нашего театра, как-то отметил мою особенность, касающуюся грима и создания образа: деталь. Одна деталь, которая становится зерном, из которой впоследствии вырастает весь образ. А вот лицо мазать… с годами это желание ушло куда-то. Это ведь только по молодости каждый актер хочет красоту наводить.
А мне сейчас хочется выходить на сцену и играть своим лицом. Потому что мне кажется, что гримом я ставлю какой-то барьер между собой и зрителем. Оставляю свою бородку, хотя и ее сбриваю иногда — приходится и Петром I быть, и Горьким иногда (говорят, я имею некоторое портретное сходство с ними обоими).
Он запоминается на сцене сразу: и своей характерно- узнаваемой внешностью, и острым рисунком ролей, и увлеченностью. Человек, единый в разных лицах, каждое из которых памятно нижегородцам.
Всего за жизнь он переменил их более 80.

— Не знаю, что роли добавляют мне, но каждой роли я что-то дал, я бы так перевернул вопрос. Да и запоминаются не столько сами роли, сколько люди, режиссеры, с которыми я работал. Мне повезло работать со многими очень интересными режиссерами. В Казани это Натан Басин, мастер больших театральных действ, Борис Цейтлин, очень известный режиссер, лауреат «Золотой маски», и Марина Сальтина, ученица Кнебе. Она, по сути дела, меня сюда и привезла, сначала в Дзержинск, а потом представила меня Семену Лерману. Так я появился в «Комедiи». В Дзержинске я работал с таким известнейшим режиссером, как Борис Голубовский. Это народный артист СССР, лауреат Госпремии, профессор ГИТИСа, бывший главный режиссер театра им. Гоголя в Москве. Что особенно запомнилось — такое не забывается! — однажды на репетиции он мне аплодировал.
А на «Самоубийце» в «Комедiи» это сделал Валерий Белякович…
В Нижнем довелось работать и с германским режиссером Михаэлем Манделем. В первый раз пришлось работать с иностранным режиссером, все было в новинку. У Манделя был совсем другой подход, Станиславского он, по-моему, и не читал, но это все равно было интересно. А в нашем театре у меня два режиссера — это Лерман и Белякович. Я считаю себя учеником Семена Эммануиловича, поскольку вот уже 17 лет с ним работаю. Для себя я Лермана называю «борец со штампами». Он всегда ищет жизни, придерживается линии психологического русского театра, а вот школа Беляковича гораздо ближе к театру представлений. Ему близок площадной театр, театр народный, театр-карнавал. Всё укрупнено, гиперболизировано. У него множество символов, которые вызывают определенные ассоциации. Он словно посылает зрителю телеграммы со сцены: вспомни себя, посмотри, каким ты был тогда, в детстве — чистым. Я это у Беляковича заметил, и мне это близко у него, потому что я тоже очень ностальгирующий человек — ностальгирующий по тому времени.
И не оттого, что там проще жилось, просто мы были молодые, мы были не так зависимы от быта, мы пытались от него отгородиться. Мы хотели заниматься поэзией, творчеством. Мы ходили по музеям и театрам, мы читали запоем…

В поисках творчества он всегда — когда выходит на сцену и когда пишет стихи, когда берет в руки гитару или пишется на радио. Наверное, это трудно сегодня — искать творчества, в то время как все переориентировались на поиск средств к существованию.

— Да, конечно, актеры — зависимые люди, об этом все говорят. Кто-то мне однажды сказал: «Что же вы тут за такие деньги сидите целыми днями? Просто как рабы…» Но это рабство добровольное.
Меня же тут никто не держит. Если актер решил уйти, не нужно его покупать, предлагать какие-то блага.
Если актер уходит из театра, значит, он свои интересы ставит выше интересов театра. Либо он честно уходит в другой театр, поняв, что этот — не его. Каждый актер должен найти свой театр — тот, где он будет чувствовать себя уютно, гармонично, частью этого огромного организма.

Анастасия ЛЯМИНА